Бека часто сравнивали с Бобом Диланом, хотя он всегда больше походил на Энди Уорхола. И не только любовью к помоечным технологиям, но даже и внешне: тот же худощавый подросток со стеклянным взглядом. Поминать всуе Дилана артист начал сам, назвав трубадура своим ориентиром, когда почувствовал интерес прессы. Но, вообще-то, Бек всегда был засланным казачком маргинального музицирования – ди-джеинга – и ребенком клипового сознания, воспитанного американским телевидением. Доступная элитарность его пластинок ставила артиста в контекст поп-арта, который в Штатах не просто официальное искусство, а нечто вроде национальной мифологии. Будучи ее персонажем, Бек клепал свои шедевры буквально из ничего, из мусора впечатлений – от бессистемного переключения телеканалов до просмотра стеллажей в виниловом сэконд-хэнде. Так было, пока эмоциональный эксперимент – альбом "Sea Chance" – не обнулил карьеру музыкального фрика. Сейчас его сравнивают с Диланом чаще и по делу, но ему это не на пользу.

    Выяснилось, что американская культура, до последнего времени стабильно обеспечивающая золотым запасом "Грэмми" талант Бека, предпочла загнивающий брит-поп. Граммофончик лишь подмигнул золотым зайчиком любимцу музыкальных критиков и перекочевал к Coldplay. Ничего страшного, и даже вполне предсказуемо (у него этих фигурок предостаточно), но Беку всегда удавались невероятные вещи. Ну, к примеру, запись своего первого мэйджор-альбома Mellow Gold обошлась ему всего-то в $300. И это "дрянное качество" во времена hi-fi, неуклонного роста производственных мощностей, когда на запись-перезапись тратятся астрономические суммы, месяцы работы и мощная реклама, здорово встряхнуло музыкальный истеблишмент. Прописка на высших этажах большого шоу-бизнеса не мешала ему перекантовываться в подвальных помещениях эстетских амбиций альтернатив-исполнителя. То есть будучи поп-, он не переставал быть арт-, во что так же трудно поверить, как и в существование американской культуры, одноклеточную сущность которой можно свести к фразе "In God We Trust" на долларовой купюре.

    Вообще, если принять на веру, что все ценности Америки сводятся к тиражам продаж, то Бек, скорее, антиамериканец. Но только на первый взгляд. В популярной музыке мало написать просто классную песню, необходимо чтобы она соответствовала моменту и отразила свою аудиторию. Low-fi-шедевр "Loser" с дебютника Бека Mellow Gold открыл не столько самородок с улиц одноэтажной Америки, сколько целое месторождение – армию аутсайдеров, которая и была "золотой" молодежью середины 90-х. Еще в восьмидесятые "новое поколение" что-то там выбирало, за что-то сражалось, протестовало. А под опускающийся занавес тысячелетия сформировалось впечатление, что все великое уже создано, все страшное уже случилось и не хватит целой жизни, чтобы ознакомиться со всем этим, не говоря уже о создании чего-то принципиально нового. Наступили времена переполненных урн. Проблему утилизации с успехом решали low-fi-ансамбли, пропагандирующие безотходное производство и пятнадцать минут славы для каждого в конце тысячелетия. В 1994-м Бек был одним из катализаторов процесса липосакции шоу-биза и общей терапии массового сознания. Голоса музэлектората бесконфликтно перетекали на его счет. Артист тут же подпитал народную любовь музыкой "не для всех": полноформатными дисками Stereopathetic Soul Manure (привет массам от Sonic Youth) и One Foot In The Grave (контрольный выстрел). По понятным причинам особого успеха эти работы не имели и были, скорее, изгнанием дьявола малобюджетных, никому ненужных альбомов. Следующий диск, Odelay, осветил елочку таланта Бека "Loser" Хансена блеском золотой эры. Отмывшийся от подвального прошлого самородок предстал в виде стильного, одаренного и обаятельного молодого человека с чувством юмора – положительный пример Поколения Икс. Алмаз хорош в огранке, а музыкант – в прижизненном статусе классика. Нельзя сказать, что на Бека уповали, но от ухаживаний таких парней массовая культура приобретает блеск в глазах и неглупую улыбку. Жвачка из утилизованной музыкальной истории стала хорошим альтернативным топливом. Оказалось, что биение сердца с успехом может заменить и жующая челюсть. Две "Грэмми", абсолютное международное признание и 4 млн. проданных копий альбома.

    В 1998-м Найджел Годрич, продюсер, превративший рок-группу Radiohead в компьютер, "перезагрузил" и Бека. Ответственный за зависшее в электронике звучание рокеров лишил музыку Бека калейдоскопа музыкальной свалки. Дружелюбные звуки рекламы и позывных радиостанций 60-х стали тише, повеяло холодом электроники. Альбом Mutations это уже не джанк-культура и не поп-арт, а какой-то космический эйсид-рок. Чтобы оправдать звание рокера Бек даже перестал петь с набитым ртом. Диск охарактеризовали золотым периодом и творческой диверсией одновременно. Сам артист говорил о новых сферах своих изысканий, однако, так называемый "фолк-рок космической эры" оказался лишь мечтательным взглядом на звездное небо, вскружившим голову.
    Словно в подтверждение потери творческой ориентации в 99-м появляется диск Midnite Vultures, свернувший полет Mutations, но не вернувший Бека на ноги. Челюсти боссов Geffen Records упали на пол, когда они прослушали готовый альбом. Сняв скафандр космического барда, Бек снова нарядился фриком, но уже из Голливуда: кричащие цвета в одежде, вызывающее поведение на концертах, кислотная лирика. Он даже собирался предстать под новым именем – Surrealius – карикатурой больше всего напоминающей сценические потуги Артиста Ранее Известного Как Принс, однако, видимо, это было бы уже слишком. Тогда только и писали, что "жизнерадостный зубоскал превратился в кукольного Кена". Бек и впрямь жутко смахивал на принсообразного артиста-извращенца. Новый образ был слишком поспешным для публики, которая еще не смирилась со сменой звука на Mutations. Задуманный как клубная шутка, альбом поставил дилемму: забавно это или глупо? Разговоры о корнях хип-хопа в фанке и r'n'b (официальная концепция диска) отошли на второй план. Midnite Vultures посчитали пародией на самого Бека. Но, как всегда, его спас талант. Диск разошелся тиражом в 1 млн. экземпляров, наверное, во многом благодаря усилиям постановщиков показов высокой моды – под ритмы пластинки было сделано немало шагов на подиуме.

    В феврале 2000-го, игнорируя неоновую бредятину Midnite Vultures как "худшее музыкальное преступление", ему дают запоздалую "Грэмми" за Mutations в номинации "Лучший альтернативный перфоманс". Поступает множество предложений о сотрудничестве, на некоторые он отвечает. Для начала делает кавер песни Д. Боуи "Diamonds Dogs" к саундтреку "Мулен Руж". Потом помогает AIR записывать альбом "1000 Hz Legend". У французов можно услышать его вокал и губную гармошку на композициях "The Vangabong" и "Don't Be Light". Работает над диском легенды шестидесятых Марианн Фэйтфулл.
    В декабре только через Интернет распространяется альбом ремиксов и бисайдов Бека "Mixed Bizness". Сейчас это может показаться символичным в связи с последующим пересмотром-ремиксом эстетических воззрений артиста, определением первичного и вторичного в творчестве. 2001-й начинается для него съемками в фильме Стива Ханфта "Southlander", где артист играет самого себя, но только в будущем – в 2011 году.
    Над своим новым альбомом он сначала работает с r'n'b/хип-хоп продюсером Тимбаландом. Потом появляются два трека, записанных с японским ди-джеем Дэном "The Automator" Накамурой (он еще и участник проекта Gorillaz). Заявлялось, что они будут ядром следующего диска, однако и это сотрудничество почему-то приостанавливается. Сделав ручкой Накамуре, Бек воссоединяется с "перезагрузчиком" Найджелом Годричем. За два месяца они записывают второй совместный диск. Работа велась на "Ocean Way Studios" в Лос-Анджелесе, где "живые" гитары, виолончель, клавишные и ударные в совокупности с потрясающими аранжировками для струнных создали неповторимый звук для Sea Change – на сегодняшний день последнего альбома Бека.

    Sea Change – всего лишь строчка одной из песен целой пластинки мрачных и необыкновенно откровенных песен. Задумчивый акустический накал гораздо убедительней и ярче Mutations демонстрирует авторское и исполнительское мастерство Бека. В Sea Change есть место и старой музыкальной шизофрении Бека, однако нет совсем ничего от былого юмора. Это больше похоже на музыку в ее стандартном понимании, чем на ироничные звуки-отрыжки массовой культуры, с которыми Бек вошел в музыкальные анналы. Кантри-блюзовое ощущение и серьезность альбома создают чувство, что возврата к "помоечным" технологиям образца середины 90-х не будет. Депрессивной природе альбома приписывается личный аспект – разрыв Бека с любимым человеком. В 2000-м году за три недели до своего дня рождения и после девяти лет отношений Бек расстается со своей девушкой, стилистом Лей Лимон. Свое тридцатилетие он отпраздновал холостяком. В этот же период были написаны песни для Sea Change. Для критиков он меланхолично одухотворен, для публики, привыкшей к другому Беку, скучен. Немалая часть аудитории Бека почувствовала себя кинутой, вроде бывшей девушки. Так что этот неожиданный шедевр может стать кончиной приставки поп- в творчестве Бека. В связи с этим существует мнение, что Бек профукал свою карьеру. С имиджем издающей звуки жестяной банки Уорхола, залитой питательной музыкальной смесью с температурой 60-70 гг., он мог бы стать каким-нибудь народным героем сюрреалистически извращенного хип-хоп/кантри. В Америке очень любят кантри, а Mellow Gold – это фрик-кантри. К тому же тексты не отпускали его в easy listening. Все это шипело и трещало слишком абсурдно, чтобы быть очередной макареной для радиоэфира. Бек не ограничивался фолк- и рок-корнями, а много брал от других музыкальных жанров, создавая свой неповторимый почерк и добиваясь редкого сочетания коммерческого успеха и признания у критиков. И он все профукал…

    Бек и раньше много чего "упустил". Например, контракт на 250 тыс. долларов с пивным магнатом "Budweiser", как и другие рекламные предложения. "Проморгал" девяностые, разъезжая по турам. "Прошляпил" широкую известность и скандальность, последовательно не распространяясь о личной жизни (это в то время, когда все в курсе нюансов частной жизни Эминема, и того, что Джейкоби Шеддикс из Papa Rouch до 16-ти лет мочился в постель). На светской вечеринке какого-нибудь Пи-Дидди легче встретить призрак Уорхола, чем Бека. Короче – Loser.
    Несмотря ни на что, Бек характеризует свое теперешнее состояние как вдохновение, что похоже на правду. Если не творческое, то мировоззренческое. Раньше его музыка представляла движение совокупности образов в единое целое, сегодня из этого потока он выделяет один, но свой собственный. А эти нотки даются трудней всего и только немногим художникам. Собственно беспокоиться ему незачем: он уже успел стать классиком в 90-е, осталось превратиться в легенду. Вот что сам Бек "Loser" Хансен говорит: "Я думаю, что жизнь – это нечто обыденное. Понимаете? Особенно в наше время. Драматургию нашей жизни нельзя назвать глубокой, она словно коллекция обыденных моментов состоит из чтения газеты, из взгляда на дерево…"

    Что ж, действительно, имидж суперзвезды интересует аудиторию подчас гораздо больше, чем ее творчество. Для обманутых поклонников, а их, судя по продажам, немало, можно открыть "Клуб разбитых сердец Бека "Loser" Хансена", ну и пойти пО миру, что он и делает, активно занимаясь луллапалузерством (то есть концертированием). Время печали для Бека определенно еще не пришло. Действительно, написано много песен в духе Sea Change, которые он собирается выпустить в ближайшее время, но ему по-прежнему очень нравятся клубные вещи. Новый альбом уже на подходе. И он может преподнести несколько сюрпризов. Во-первых, Бек успел поработать со своим японским аналогом – техно-нойз-рокером Корнелиусом. Во-вторых, по-прежнему думает о сессионной работе с Тимбаландом. Так что, кто знает, может Sea Change – это всего лишь эпизод, дрогнувшая рука артиста-хамелеона, чей почерк всегда отличался неразборчивостью.
    …И все-таки Бек по-прежнему творит в контексте поп-арта, как типичный американец. Достаточно напомнить, что некролог в "Нью-Йорк таймс" начинался словами "Лучшее произведение Уорхола – это сам Уорхол", поэтому покойтесь с миром Энди Уорхол, с днем рождения мистер Бек Хансен!

Евгений ГОРИН