Василий Соловьев-Спасский
Под ред. Alex BigMe

    Предисловие редактора: Эта статья была опубликована в свое время в журнале "Огонек". Ее я не читал, но слышал, что она была изрядно отцензурирована. Мне в руки попал изначальный текст, информационное наполнение которого я очень высоко оценил - это, действительно, очень полезная статья, которая поможет вам ближе познакомиться с творчеством Ноля и с историей этой группы. Тем не менее, работая с первоначальным текстом статьи я понял, что без правки тут не обойтись. Постаравшись сохранить стиль изложения и основные идеи статьи, мне пришлось вырезать ряд лирических отступлений, не относящихся к основной теме, "почистить" ненормативнужю лексику, отжать "воду" и исправить ошибки.

    Поехав на беседу с Федей, я вообще не знал с кем я встречусь, и как мне выходить на связь. Знал я только, что Федя, слава Богу, остался жив и здоров после того страшного наворота, в который он попал. И молодец, что остался жить. Федор вошел чинный, в галстуке и белой рубашке, поверх которых был одет свитерок.
    Держался он степенно, с достоинством, не пытаясь идти на легкий контакт. И я сразу почувствовал, что в нем горит свечка, которую иногда зажигают внутри себя, чтобы дать разгореться, и, чтобы, не дай Бог, внешние ветра ее не задули. А я для него был ветром совершенно посторонним.
    Признаться, и он для меня. Мы находились в равном положении, разве что я не написал ни одной гениальной песни, а он - ни одной книжки. Но каждый из нас в тот момент ни во что не ставил всю эту историю под названием Рок-н-ролл и вообще не знал, что делать дальше. Когда-то Федя был в этой истории одним из главных героев, и, по его словам, дошел до "полного помрачения, когда отсутствие смысла жизни было доведено до критической точки". Иными его словами - "до полной деградации".

    На самом деле, это проблема, которую переживали ВСЕ люди, в своей работе выходившие за рамки очерченного. Начну описывать ее Федиными словами.  "Апологеты рока говорят, что люди, ведущие респектабельную жизнь, они и не живут вовсе, а вот Морриссон какой-нибудь, такое тебе на уши нашепчет, что и жить дальше нормально не захочешь. Секс Пистолз тоже, вот, говорили, что все ложь, лицемерие сплошное... Правильно в общем говорили, но что вместо этого предлагается - активное саморазрушение. И смотри, так все: Есенин повесился, Маяковский тоже, Башлачев - все они дошли до точки". Список тех, кто дошел до точки, можно умножить тысячекратно. Припомню лишь Курта Кобейна, автора гимнов своего поколения, забравшегося на самый пик славы и ощутившего полное убожество всей своей жизни, с которой ничего не оставалось делать, кроме как ее закончить ее выстрелом из дробовика.

    Смешные все это драмы по сравнению с Чеченской трагедией, однако, эта драма тянется со времен Сократа, научившего греков философии и осушившего чашу с ядом по причине полного неврубания соотечественников в то, чем он занимался. Каждый настоящий рок-музыкант переживал такой период полного краха и не каждый выходил из него живым, то есть находил в себе силы снова выйти в люди. Когда ты видишь воочию, что твои старые ценности, твой стиль, твоя душа, в конечном счете, которую ты отдавал людям, не стоит ломаного гроша, что все это были просто детские игры в сравнении с тем, как распоряжается нами Бог, который не упустит случая посмеяться над твоей гордыней, ты можешь не найти в себе силы оправдать этот мир и заставить себя жить в нем снова. Куда идти дальше, если уже однажды ты шел к свету, а пришел в темный подвал, где тебя заперли вместе с уголовниками? И если твоя карта бита, ты начинаешь реально задумываться: а что если сойти с пробега и пусть кто-нибудь другой начнет его заново?

    Столкнувшись с тем, как его жизнь пошла под откос, в обратной пропорциональности к качеству записанных альбомов, Федя, естественно, пришел к мысли, что за всем этим лязгом рок-н-ролльного железа и ревом динамиков стояли демонические силы, которые окутывались покрывалом слов, образов, легкой мистики... "Поэтому когда до меня эти вещи дошли, то у меня реакция была такая, что я вообще ничего не хочу".
    Морриссон тоже хотел умереть после 1969 - и благополучно это сделал, доползя из какого-то героинового притона со дна Парижа на дно своей ванночки. Нил Янг, после того как двое из его лагеря погибли от героина, а кокаин буквально сжег супергруппу Кроссби, Стиллз, Нэш и Янг, в своем скандальном турне 1972-73 года хотел этого не меньше, потеряв веру в себя, в рок-н-ролл, в идеалы хиппи, бросая в публику оскорбления, ведя себя на сцене как "пьяная свинья". Однако Янг вышел из этого периода с Tonight's the Night, самой честной пластинкой в рок-н-ролле - и абсолютно гениальной. Янг сказал как-то: "ты должен жить просто потому, что ты должен жить. Другой причины нет и неоткуда ей взяться".

    Да что ходить по заграницам. Саша Башлачев, Виктор Цой, Янка Дягилева, Майк - вот самый краткий список смертников от рок-н-ролла. Надежды и добрые идеи русского рока образца 1986 родили уныние духа, болезнь, язвы души... Они естественно зашли в тупик, потому что ни один человек не способен проделать на земле работу Бога и переделать этот мир, а что он способен и как его дело встроится в общий космос не знает никто. Он просто должен делать какое-то дело - и, по возможности, лучше, чем делает его сосед.
    Но Федя делал его лучше всех. И на свою беду слишком серьезно к нему относился, потому что он - пролетарий, который не подойдет к станку, если толком не умеет на нем работать. А пролетарий, как известно, пролетает. Особенно в грязном мире поп-музыки, где лизнуть чужую задницу почитается за правило хорошего тона. Спросите об этом у другого пролетария, Игги Попа, он много чего расскажет.

    Естественно, что Федя проклял этот мир, где нет тебе ни друзей, ни врагов, и где от общей бессмысленности происходящего крыша съезжает напрочь. Говорит Света Лосева, тогдашний менеджер Ноля: "В Федином окружении не было таких людей, за исключением музыкантов группы Ноль, которые могли ему что-то дать, и в их отношении к нему всегда было подобострастие. Просто эти люди в силу своей несостоятельности перлись оттого, что они знакомы с самим Федором Чистяковым. И ни умственно, ни духовно, они ничего ему не могли дать. И все упиралось обычно в посиделки и разговоры ни о чем. Я помню, как на последнем питерском рок-фестивале Федя пришел в гримерку, а там уже сидят человек 10 и все орут: "Федя - ты самый крутой, ты круче всех, все остальные просто говно", в таком все ключе. А у Феди самого никогда не было звездной болезни. Федя был большой плацдарм для этих людей, потому что он не умел от этого защищаться, и ему даже в голову не приходило, что его жрут ложками - и все".

    Переслушивая какие-то записи с его интервью на радио, я чувствую его гордое отчуждение, его неумение играть в эти игры, его неприятие того мира, который взял его в оборот - мира поп-музыки, основанного на стиле. Это отчуждение перерастает в раздражение и достигает своего пика в Полундре, последнем альбоме Ноля, где алмазы безумия горят уже страшным ослепительным светом.
    Но можно сказать, что этой штуки не миновал никто: столкновение твоей чистой открытой души, предлагающей миру песни, с этим самым миром, эти песни принимающим очень по-своему. Как спела Янка: "песни - в распростертую пропасть". И вместо человеческих лиц - заискивающее подобострастие.
    Но скажите кому, кроме таких дурачков как Мик Джаггер, нравился этот мир? Все бежали из него сломя голову. Но лучше всех поступил Кит Мун, легендарный безумец и барабанщик The Who: он как-то напялил на себя форму Третьего Рейха, и выйдя из лимузина, строевым шагом с поднятой по-фашистски рукой прошествовал сквозь орды фэнов. Фэнам было над чем поразмыслить.
    Но Федя не умел откалывать такие понты, как Кит Мун или Рикошет. Последний альбом "Полундра" показывает нам человека, грозящего скорой расправой, но который сам загнан в угол - и ему ничего не остается, как орать матюги, чтобы хоть как-то разогнать сгустившиеся темные тучи. Но их было уже не разогнать.

    И, все-таки, что же Творчество? Действительно ли это Богом проклятое занятие? Русский философ Николай Бердяев считал как раз наоборот: это сотворчество Богу, это попытка человека стать вровень с Создателем, но реальность говорит совершенно о другом: творчество возносит тебя на недосягаемую высоту, откуда ты летишь сломя голову в самые кошмарные низы, и чем выше была твоя горка - тем глубже оказывается пропасть. Так ли это? Вся история мировой культуры говорит, что да.
    Но, возвращаясь на грешные стези российского рока, можно сказать, что дело вовсе не в Феде, который разогнал свою телегу и врезался в пожарный столб. Дело в самом времени, которое снова стало другим и перекрасило цвета. Как ни странно, но из плеяды питерских рок-звезд он продержался дольше всех, до 1992 года, в то время как очень многие уже покинули этот мир. Просто сам русский рок, каким он сформировался в те годы, перестал существовать в качестве боевой творческой единицы, и бессмысленность усилий людей, его создавших, стала видна как на ладони. Тот, кто не нашел в себе силы заняться чем-то другим - вылетел из окна, утопился, спился, разбился и тд. Все очень просто: распалось Великое Братство и не вина тех воинов, которые решили отсюда уйти.

    Русский рок в то легендарное для него время обладал даром слова: просто слова были живыми, и рок-музыка была чистым родником живой русской речи, выплескивавшимся в залы и стадионы. Эти слова были вином и хлебом, потому что их можно было разделить с товарищами. Сейчас мне нечего сказать тебе, потому что тебе нечего сказать мне.
    Песен нет, а к Феде все пристают: давай, давай. Но, равно как и всем остальным, ему сказать нечего.
    ФЕДЯ: "Я сейчас не пишу никаких песен. Меня больше сейчас интересует музыка, я бы хотел выступить как аранжировщик, исполнитель, но не как автор-исполнитель каких-то песен. Просто на данный момент у меня такой склад, что я не занимаюсь поэзией. Раньше для меня рок-группа была смыслом жизни - рок-н-ролл, я только этим и занимался, что ходил и ломал голову "мне надо что-то придумать", о чем бы спеть, о газовой плите, что ли, я постоянно был озабочен этим вопросом, и это приносило свои плоды, время от времени мне удавалось что-то такое изобрести. И в некоторой степени это был способ исследования мира, что какие-то жизненные этапы фиксировались на словах, но сейчас нет даже такой потребности, что вот мне бы написать песню, шлягер какой-то, меня такие мысли не беспокоят, а поскольку нет идей в таком направлении, то зачем я их буду изобретать. Когда у меня будет что-то... У меня нет такой идеи, чтобы она для меня была сформулирована настолько ясно, что я бы знал: надо сделать вот это и вот это. В плане музыки мне бы хотелось заняться аранжировками, студийной работой, для меня бы это было очень интересно, я это очень люблю, музыкальные инструменты разные, звуки, я это очень люблю, но песен я сейчас не пою, и в голову ничего не приходит".
    Вот почему следующий альбом Федора Чистякова "Когда Проснется Бах" почти целиком инструментальный. Но это уже не Ноль.

    К музыке Ноля можно подходить с разных сторон, но как бы там ни было ее самобытность не вызывает сомнений. Ты слышишь эту самобытность, но как ее определить?

    Начнем сначала. "Музыку Драчевых Напильников", записанная на студии Тропилло еще 17-летним Федей и компанией в 1986-м - первый тинейджерский опыт записи магнитоальбома, вдохновленный наблюдением над творческим процессом Виктора Цоя и Майка Науменко. Ноль играет как дворовая команда, хотя Федин баян кое-где выдает что-то интересное. Но главное, что молодая группа уже избавилась от аквариумного наваждения тех лет и в своем искусстве пытается быть ближе к реалиям жизни нормального человека в возрасте 17 лет. Это искренний альбом, но, к сожалению, больше там нет ничего. Хотя "Инвалид Нулевой Группы" до сих пор звучит сильно, да и сам этот найденный образ стал ключевым в формировании Фединого Рок-Героя "с ампутированным головным мозгом". Попробуем понять кто же он такой.

    Отступим в историю. В ту пору Культурной Перестройки само слово Ноль носилось в воздухе питерского и московского андеграунда. Кажется, поэтесса Татьяна Щербина затевала какие-то Ноль-акции, или Ноль-поэзию, сейчас не упомнить, да и в статьях многих начитанных умов андеграунда типа М.Трофименкова или С.Добротворского это словечко гуляло изрядно, становясь источником и фундаментом высоких интеллектуальных построений. Фиг с ними, с построениями, главное то, что словечко означало что-то очень важное, и не могло где-то и как-то не проявиться, но только что оно означало? Может быть, воздух свободы, который и был тогда атмосферой Питера, может быть, прорыв в какие-то новые сферы, в общем, что-то новое, что носилось в воздухе, что многие тогда ощущали, и к чему идеально подходило это слово: НОЛЬ.

    Однако, к моменту начала активной культурной жизни конца 80-х группа с таким названием существовала уже несколько лет, и в ее лице это слово не просто по-другому зазвучало, оно обрело как бы свою плоть. Инвалид Нулевой Группы Федора Чистякова с его ни на чем не основанном оптимизмом и зарядом дебильной бодрости и был живым воплощением всех дурацких умных телег. Этот герой пел развеселые песни - и был в ту пору живее всех живых.
    "Кто здесь против? Я - за!", орал этот Герой, и вот он сам - покалеченный-перекалеченный урод, с пластмассовыми руками и деревянными глазами, этакий человеческий обрубок. И все равно именно он истошнее всех вопил хвалебную песнь этому дерьмовому миру, где его угораздило родиться, и где люди добрые могут вбить в твою горе-башку разве что еще один гвоздь.

    Я часто проводил параллель между Нолем и Студжис периода Funhouse, и, конечно, и тут и там, все началось с индейцев и трубки мира, с тех увлекательных видений и чувства свободы, которую даром вручает тебе марихуана. Но если тем парням, заигравшихся в индейцев, то есть Игги Попу и его ближайшим соратникам, пришлось сдаваться в местную нарко-реабилитационную клинику, то наша история еще печальнее и горше. Америка - развитая страна и специально для инвалидов-тинейджеров там открыты нарколечебницы. Россия же всегда славилась своими тюрьмами. Но до этого мы еще не дошли.

    Ноль - не менее историческая группа, чем Студжис, и у них есть ряд своих серьезных достижений: они первые оформили в роке рабочую эстетику, и они создали совершенно уникальный русский рок, граничащий, на мой взгляд, с фанком. Ко всему прочему, они создали один классический поп-альбом, и другой не менее классический "черный альбом".
    Конечно, на концертах по энергетике они были круче, чем на пластинках. Но это основное противоречие русского рока: неумение в записях передать уникальный драйв, свойственный каждой группе. Кому удалось записать в нашем роке такую пластинку, которая бы сохранила концертный драйв? И Бурлака и Старцев писали, что "Рок-Н-Ролл Мертв" Аквариума на Радио-Африке, по сравнению с концертной версией Рок-Фестиваля,- просто издевательство. Пожалуй, только "Энергия" Алисы держит тот скоростной кинчевский драйв, да и то ее лучше слушать на чуть убыстренной скорости.

    Концерты Ноля в ту пору заряжали совершенно особой энергией. На одном из них вместе с Зоопарком в Ленинградском Цирке все закончилось настоящим куражом, когда отплясывали даже ножки стульев, в то время как Федор с Майком, один разрывая гармошку, другой лупя по гитаре, в одну глотку орали бессмертное зоопарковское Буги-Вуги , и даже Нонна Леонидовна Грач, начальник античного отдела Эрмитажа, приведенная на концерт своим сыном Севой, в ту пору менеджером Зоопарка, порывалась принять участие в общем безумии.
    Лично для меня это было пиком Ноля: исполнение ими песни Зоопарка "Субботний Вечер", где буги-вуги братается, наконец, с революционными ритмами Варшавянки и скачет революционная конница во весь опор. Кавер-версия зоопарковского Буги-Вуги в исполнении Ноля и есть для меня одно из чистейших определений питерского панка. То есть вся долбанная Октябрьская Революция состоялась специально для того, чтобы вдохновить Федьку рвануть гармонь и еще раз поднять боевой дух питерских парней...

    Но самой сильной их записью, имевшей тогда хождение, была запись с Ленинградского Рок-фестиваля 1988 года. Все отмечают, что Ноль стал главным открытием этого Фестиваля, и, может быть, это и был звездный час группы. Розовощекий паренек вышел на сцену, рванул свою гармонь - и душа запела. Все песни с того выступления - и именно в том концертном варианте - самая несомненная классика Ноля. Былинно-образная "Мажорище", совершенно убойная "Коммунальная Квартира", "Доктор Хайдер", "Болты", "Инвалид" - все шедевры. А "Школу Жизни" смело можно заносить в Антологию Русской Народной Песни, если таковую кто-нибудь захочет сделать с умом.
    В какие-то моменты мне казалось, что таким и должен быть русский панк - бесшабашным, истошным, безбашенным, и что Ноль, может быть, самая самобытная версия русского панка, "до боли родного", как говорили о Владимире Ильиче. Но панк ли это?

    Часто казалось, что в Ноле рождается какая-то музыка, которая никак не может обрести свою мощь, вырасти во что-то основательное... Федина разбитная игра на его родном инструменте всегда была интересной, но все равно общему целому чего-то не хватало. И переслушивая все это сейчас, я прихожу к выводу, что самым интересным были в их музыке СИНКОПЫ - то, на чем возрос весь белый фанк. Синкопированный ритм то тут, то там проступает в Ноле, начиная с новорожденного Инвалида Нулевой Группы, и неудивительно, что Дусер (Александр Воронов, барабанщик суперкласса), отыграв в Ноле около года, стал мастером этих синкоп, вместе с Ай-Ай-Аем развив их в сокрушительный текиловый джаз.
    Обращаться с синкопами они умели, но что-то их тормозило. Взять, например, начало "Северного Буги": синкопированный ритм порой оттягивает музыку назад, в то время как должен тащить ее вперед. Ноль врубился в синкопы, но нет так просто было тащить эту телегу по аритмичным российским ухабам.
    "Только не надо, не надо тормозить", орет Федька, словно спасаясь от чего-то, разгоняя свою телегу, но понимая задним умом, что это уже очень опасная скорость.

    И кстати, не зря я приплетал сюда Студжис, потому что именно у Студжис на альбоме FUNHOSE происходит первая смычка белого тяжеляка и черного фанка, из чего впоследствии вырасли такие титаны как Red Hot Chili Peppers, Primus и Rage Against the Machine. Точно так же из Ноля вышла Текила Джаз и, наверное, масса других мне неизвестных групп, работающих теми же фанковыми приемами.

    В каждом петербургском районе есть какой-то свой особенный дух, потому что каждый район для его жителей - это весь мир. Охта, откуда родом Федя Чистяков - очень особое место. Ее фабричные кварталы, тянущиеся по правому берегу Невы, закопченные двухэтажные домики, угрюмые краснокирпичные трубы - это одна Охта. Другая Охта - это сталинские проспекты, совершенно идиотские площади, где не запутаться просто невозможно, парадный сталинский ампир, всегда наводивший на меня тоску. Но дух этого места по-настоящему известен только ее коренному жителю.

    По ночам заводские кварталы спят глухим сном, и вот когда можно прочувствовать эти вымершие пространства, обитаемые ночными сторожами, которые кипятят чай и смотрят телевизор, и тем особенным духом покоя, запрятанным где-то глубоко-глубоко, который воцаряется в тебе после тяжелой физической работы.

    Я не жил в этом районе, но всегда чувствовал его тепло (наверное, потому что в рыло там не получал) и отмечал для себя странную похожесть этих мест на те фабричные районы Лондона, что тянутся вдоль Темзы. Те же стены из обожженного красного задымленного кирпича, ощущенье края света. Вымершие индустриальные зоны, где нет никого и ничего, разве что в небе мелькнет серебряная ракета. Вдоль Темзы десятками километров тянутся эти промзоны, и нет им ни конца, ни края.

    Это рабочие районы, и сегодня они почти те же, что были сто лет назад. Оттуда родом почти все музыканты Ноля, включая Федора, и эта дореволюционная эстетика "парень-с-гармошкой" откуда-то из "Юности Максима", с которой Федя вышел на рок-подмостки, досталась ему в наследство от этих мест.

    Подобно таким пионерам рока, как the Doors, the Stooges, Sex Pistols или Nirvana, прошедшим путь саморазрушения и оставившим потрясающие свидетельства этого уникального опыта, который ставит над собой человек во имя искусства, Ноль с неумолимой логикой прошли этот же путь. Этот путь вовсе не является синонимом рок-творчества, и мы знаем много счастливых и благополучных коллективов, но Нолю выпала именно эта судьба: дойти до некоего предела, чтобы оттуда сказать что-то такое, что не каждый захочет выслушать. Особенно если удача сопутствует ему в работе и личной жизни.

    Но история каждой группы - ее альбомы, и, только опираясь на них и опуская личные подробности, мы можем говорить об этом опыте. Уже упомянув "Музыку Драчевых Напильников", скажем бегло о "Сказках" (1989) и "Северном Буги" (1990) , чтобы перейти к главному.

    Второй альбом группы писался долго и безалаберно, что не могло не отразиться на результате. В ту пору ребята еще не овладели студийной техникой, и запоротыми оказались многие вещи. Особенно никакой этот альбом на своем виниловом носителе, изготовленном фирмой Мелодия, убившей весь драйв.  Но в целом я уже почти все сказал об этих пластинках: те сложные ритмические структуры, которые пытались играть ребята, можно назвать тяжелым рождением этакого косолапого русского фанка, составляющего главное очарование этих альбомов.  Хотя "Сказка о Колбаске" дает некоторое представление о концертном драйве, все-таки, кураж был разухабистей.
    И наиболее интересны там как раз те вещи, которые не попали на пластинку Мелодии - "Коммунальная Квартира", "Болты" и "Доктор Хайдер".
    Как было сказано в предисловии к "Сказкам", "острые проблемы современной молодежи, такие как наркомания, отчуждение, стрессы, психические расстройства, ведущие в тупик отношения полов, знакомы музыкантам не понаслышке". Но главное, я думаю, это тема абсолютной неприкаянности любящих душ, которым нет места в этом мире. Об этом "Танго", "Мне Не Место в Этом Мире".

    "Северное Буги" делает громадный шаг вперед в музыкальном смысле, и очень интересны там чисто инструментальные вещи, созданные под несомненным влиянием арт-рока (Брайен Ино и др.). Во многих из них сохраняется здоровая танцевальная основа и Федина неостановимая игра на баяне - как раз то, что нужно для таких развеселых танцулек вприсядку.
    Вряд ли есть более новаторская для своего времени песня, чем "Любовь",  потому что, во-первых, это дискотека, а во-вторых - поэзия, и как вместе работают эйсид-хаус и такие слова как "Моя любит твоя! Полюби твоя моя!" (написанные барабанщиком Николсом) передать на бумаге очень сложно. Но они совершенно восхитительны. И под них можно водить хороводы.

    "Песни о Безответной Любви к Родине" - бесспорно, самый зрелый, самый качественно сделанный альбом Ноля, который без вопросов можно назвать классическим альбомом русского рока. Используя различные поп-клише, Федор и К создает новую русскую поп-музыку, замешивая, скажем, в "Улице Ленина" популярные мелодии танцплощадок, овеивая все духом ретро, ломая голос на кавказский манер и при этом в поэзии оставаясь верным себе до конца. "Улица Ленина" - одна из вершин Ноля, как и почти все остальное, включая "Настоящего Индейца", убийственно грустные "Трамваи", такую странную балладу как "Человек и Кошка".
    Однако, наркотики начинают побеждать человека: прозрачные намеки на анашу в конце "Северного Буги", разрастаются в "Песнях" в уже недвусмысленные гимны шишечкам-иголочкам и грибочкам-ягодкам. "Раз гуляю по проспекту, накурившись гашиша, жизнь становится прекрасна и безумно хороша" ("Иду, Курю"). Гашиш - штука опасная и плохо стало тогда, когда Федька от него уже не просто кайфовал, а когда наркота заняла одно из центральных мест в его жизни и творчестве. Когда только наркотики давали топливо его рок-н-ролльной телеге, которая сама уже катиться не могла. Но как честный человек, Федя не мог не восславить то, что давало ему силу в то время.

    Таким образом, записав классический поп-альбом, Ноль подходят к своему краю. "Полундра", записанная уже за несколько месяцев до так называемой трагедии Федора Чистякова, - это последний его крик души. Слушать его не так просто, потому что налицо полный крах и деградация, альбом раздражает и нервирует, наверное - исключая Янку Дягилеву - не появлялось еще в русском роке более трагического черного произведения. "Все это писал человек, которому на хвост наступили железным ботинком, и он орет от боли как кот" - говорит Федор сегодня.
    Сегодня Федор не может понять что в этом находят исследователи: "все равно как если бы человек мастурбировал у всех на виду, а это все начинают анализировать". Однако, здесь уместно другое слово. Скорее: свернутая крыша - сознание, открытое чему-то такому, что в своем защищенном виде оно не воспринимает.

    Самые жуткие песни две: "Экологическая" и "Биоробот". "Биоробот", кажется, Федя вынес из того круга грибного ада, когда ты ясно понимаешь что человек - это биологический робот, машина. Ты начинаешь видеть вокруг себя одни машины. "Надо же так ебануться?" Можно и не так. Однако, никогда я не сознавал так ясно в какое дерьмо залез человек, какую мерзость он развел на этой планете.  Не было еще в то время такого восстания души против машины, против всей грязи, которой человек сумел испоганить место своего обитания. "Побеждена природа, кто побеждал - молодец, в награду за эту угоду, нам в гости несется пиздец", - поет он в "Биороботе".
    Непонятно, ничего не понятно, не может быть так, потому что если все именно так, то вообще на фиг нужно здесь жить. Естественно, что Федор создает свой гимн суициду в "Экологической". "И я хочу отсюда бежать" - вопит он, и не поверить ему невозможно.

    "Это болото источает заразу,
    эти лица покрыты проказой"

    Это понимание мира как проклятого места, где царствует сатана, и привело Федю в Братство Иеговы. Из "Полундры" нет выхода, каждая песня - род проклятия. И если "Биоробот" - это уже не на шутку зомбирующий герой, движущийся в скованном машинном ритме по гомморящемуся Содому, то в "Я проиграл!" Федор в последний раз расписывается в своей беспомощности перед миром и его волчьим законом.
    "Последнее, зачем было жить - это записать этот альбом. Больше смысла жить не было". И словно в насмешку: "Нам очень хорошо заплатили за "Полундру", миллион, или там сто тысяч, я не помню, помню, что это был целый рюкзак денег, и я бегал туда-сюда, не знал куда их девать, круглыми сутками, потому что бесы уже крутили так, что просто труба".
    И борьба с демонами и есть реальное содержание альбома, равно как и сила, в нем заключенная. Рок-герой находится в состоянии "зомби", он охвачен священным безумием. Он изначально чист, и, находя в себе болезнь, он показывает ее окружающим. Это не мое дерьмо, это ваше дерьмо, господа.

    "Полундра" - это последнее слово гражданина Чистякова как рок-певца, рок-поэта, рок-музыканта. Наслушавшись таких творений впору обзаводиться пулеметом. Альбом получился атомный. "Полундра" поднимает такие вопросы, на которых никогда не будет дан ответ в границах этого мира. Неудивительно, что в этом мире Федора Чистякова подстерегал полный пиздец, о коем он пророчески cпел.

    Все-таки все это рок-н-ролл, штука драйвовая. Но альбом завершается словами из дурацкого бородатого анекдота "Революция закончена - теперь дискотека" ("Прости, что не верил"), и они становятся пророческими. Биороботы уже не поймут ни слов, ни музыки, даже драйва. На смену рок-н-роллу приходит эйсид-хаус.